Многие декреты советской власти изумляют своей дурью, а другие - жестокостью, изуверством и ненужной беспощадностью. Коммунисты опубликовали их в Кронштадте, Пулкове, Луге, Владимире, Саратове. Сегодня вы нигде не встретите упоминание об этих декретах в истории советской власти. Вот два исторических документа, в силу которых советская власть и коммунисты собирались отменить не только частную собственность, но и семью, как первичную ячейку буржуазного быта.

1. С 1 марта 1918 года в городе Владимире отменяется частное право на владение женщинами (брак отменен, как предрассудок старого капиталистического строя). Все женщины объявляются независимыми и свободными. Каждой девушке, не достигшей 18 лет, гарантируется полная неприкосновенность ее личности. "Комитет бдительности" и "Бюро свободной любви".
2. Каждый, кто оскорбит девушку бранным словом или попытается ее изнасиловать, будет осужден ревтрибуналом по всей строгости революционного времени.
3. Каждый изнасиловавший девушку, не достигшую 18 лет, будет рассматриваться как государственный преступник и будет осужден ревтрибуналом по всей строгости революционного времени.
4. Всякая девица, достигшая 18-летнего возраста, объявляется собственностью республики. Она обязана быть зарегистрирована в "Бюро свободной любви" при "Комитете бдительности" и иметь право выбирать себе среди мужчин от 19 лет до 50 временного сожителя-товарища.
Примечание. Согласия мужчины при этом не требуется. Мужчина, на которого пал выбор, не имеет права заявлять протест. Точно так же это право предоставляется и мужчинам при выборе среди девиц, достигших 18-летнего возраста.
5. Право выбора временного сожителя предоставляется один раз в месяц. "Бюро свободной любви" при этом пользуется автономией.
6. Все дети, рожденные от этих союзов, объявляются собственностью республики и передаются роженицами (матерями) в советские ясли, а по достижении 5 лет в детские "дома-коммуны". Во всех этих заведениях все дети содержатся и воспитываются за общественный счет.
Примечание. Таким образом, все дети, освобожденные от предрассудков семьи, получают хорошее образование и воспитание. Из них вырастет новое здоровое поколение борцов за "мировую революцию".

Далее приводится декрет Саратовского совдепа, который имеет некоторые разночтения с Владимирским, но, в общем, аналогичен ему. Эти декреты местных совдепов вводились пробно и в случае их провалов ответственность за них несли местные совдепы, а не Совнарком. Но такие декреты грозили взрывом негодования населения, и коммунисты побоялись попробовать их осуществить.
Когда вышел такой декрет в Саратове, после его обнародования тысячи жителей города, прихватив с собой дочерей и жен, устремились в Тамбов, который не признавал советской власти, управляемый Временным исполнительным комитетом и городской управой. Таким образом, Тамбов в это время увеличился в населении почти вдвое. Однако город всем дал приют, так же как и во время нашествия Наполеона в 1812 году. Все саратовские беженцы были размещены в гостиницах и по домам горожан, где им был оказан хороший прием и где они были окружены заботой.

Декрет Саратовского губернского совета народных комиссаров
об отмене частного владения женщинами

Законный брак, имеющий место до последнего времени, несомненно является продуктом того социального неравенства, которое должно быть с корнем вырвано в Советской республике. До сих пор законные браки служили серьезным оружием в руках буржуазии в борьбе с пролетариатом, благодаря только им все лучшие экземпляры прекрасного пола были собственностью буржуев, империалистов, и такою собственностью не могло не быть нарушено правильное продолжение человеческого рода. Поэтому Саратовский губернский совет народных комиссаров, с одобрения Исполнительного комитета Губернского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, постановил:
1. С 1 января 1918 года отменяется право постоянного владения женщинами, достигшими 17 лет и до 32 лет.
Примечание. Возраст женщин определяется метрическими выписями, паспортом. А в случае отсутствия этих документов - квартальными комитетами или старостами по наружному виду и свидетельским показаниям.
2. Действие настоящего декрета не распространяется на замужних женщин, имеющих пятерых и более детей.
3. За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право на внеочередное пользование своей женой.
Примечание. В случае противодействия бывшего мужа в проведении сего декрета в жизнь он лишается права предоставляемого ему настоящей статьей.
4. Все женщины, которые подходят под настоящий декрет, изымаются из частного владения и объявляются достоянием всего трудового класса.
5. Распределение заведывания отчужденных женщин предоставляется Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, уездными и сельскими по принадлежности...
6. Граждане мужчины имеют право пользоваться женщиной не чаще четырех раз в неделю в течение не более трех часов при соблюдении условий, указанных ниже.
7. Каждый член трудового коллектива обязан отчислять от своего заработка два процента в фонд народного образования.
8. Каждый мужчина, желающий воспользоваться экземпляром народного достояния, должен предоставить от рабоче-заводского комитета или профессионального союза удостоверение о своей принадлежности к трудовому классу.
9. Не принадлежащие к трудовому классу мужчины приобретают право воспользоваться отчужденными женщинами при условии ежемесячного взноса, указанного в п. 7 в фонд 1000 руб.
10. Все женщины, объявленные настоящим декретом народным достоянием, получают из фонда народного поколения вспомоществование в размере 280 руб. в месяц.
11. Женщины забеременевшие освобождаются от своих обязанностей прямых и государственных в течение 4-х месяцев (3 месяца до и один после родов).
12. Рождаемые младенцы по истечении месяца отдаются в приют "Народные ясли", где воспитываются и получают образование до 17-летнего возраста.
13. А при рождении двойни родительнице дается награда в 200 руб.
16. Виновные в распространении венерических болезней будут привлекаться к законной ответственности по суду революционного времени.
Совету поручается вносить улучшения и проводить усовершенствования по данному декрету.

Инициаторами были члены Совнаркома и ЦК РКП(б) Коллонтай и фиктивная жена Ленина Крупская. Опубликование этих декретов встретило большое сопротивление всего народа. Ленин по этому поводу тогда сказал, что это преждевременно и на данном этапе революции может ей сослужить плохую службу. Декрет, готовый к его подписи, был отложен на потом, до более благоприятного времени.

"Декрет" о национализации женщин
История одной мистификации
ВЕЛИДОВ Алексей

В первых числах марта 1918 года в Саратове у здания биржи на Верхнем базаре, где помещался клуб анархистов, собралась разъяренная толпа. Преобладали в ней женщины.

Они неистово колотили в закрытую дверь, требовали пустить их в помещение. Со всех сторон неслись негодующие крики: "Ироды!", "Хулиганы! Креста на них нет!", "Народное достояние! Ишь, что выдумали, бесстыжие!". Толпа взломала дверь и, сокрушая все на своем пути, устремилась в клуб. Находившиеся там анархисты еле успели убежать через черный ход.

Что же так взволновало жителей Саратова? Причиной их возмущения послужил расклеенный на домах и заборах "Декрет об отмене частного владения женщинами", изданный якобы "Свободной ассоциацией анархистов г. Саратова"... По поводу этого документа в историографии гражданской войны нет единой точки зрения. Одни советские историки категорически отрицают его существование, другие обходят вопрос молчанием или упоминают лишь вскольз. Что же было на самом деле?

В начале марта 1918 года в газете "Известия Саратовского Совета" появилось сообщение о том, что группа бандитов разграбила чайную Михаила Уварова и убила ее хозяина. Вскоре, 15 марта, газета опубликовала заметку, в которой говорилось, что расправа над Уваровым осуществлена не бандитами, а отрядом анархистов в количестве 20 человек, которому было поручено произвести обыск в чайной и арестовать ее владельца. Члены отряда "по собственному почину" убили Уварова, сочтя "опасным и бесполезным" держать в тюрьме члена " Союза русского народа" и ярого контрреволюционера. В газете отмечалось также, что анархисты выпустили по этому поводу специальную прокламацию. Они заявили, что убийство Уварова - это "акт мести и справедливого протеста" за разгром анархистского клуба и за издание от имени анархистов пасквильного и порнографического "Декрета о социализации женщин". "Декрет", о котором идет речь, - он был датирован 28 февраля 1918 года - по форме напоминал другие декреты Советской власти. Он включал в себя преамбулу и 19 параграфов. В преамбуле излагались мотивы издания документа: вследствие социального неравенства и законных браков "все лучшие экземпляры прекрасного пола" находятся в собственности буржуазии, чем нарушается "правильное продолжение человеческого рода". Согласно "декрету", с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет (кроме имеющих более пяти детей) изымаются из частного владения и объявляются "достоянием (собственностью) народа". "Декрет" определял правила регистрации женщин и порядок пользования "экземплярами народного достояния". Распределение "заведомо отчужденных женщин", говорилось в документе, будет осуществляться саратовским клубом анархистов. Мужчины имели право пользоваться одной женщиной "не чаще трех раз в неделю в течение трех часов". Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного Совета о принадлежности к "трудовой семье". Забывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене; в случае противодействия его лишали права на пользование женщиной.

Каждый "трудовой член", желающий пользоваться "экземпляром народного достояния", обязан был отчислять от своего заработка 9 процентов, а мужчина, не принадлежащий к "трудовой семье", - 100 рублей в месяц, что составляло от 2 до 40 процентов среднемесячной заработной платы рабочего. Из этих отчислений создавался фонд "Народного поколения", за счет которого выплачивались вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 рублей, пособие забеременевшим, содержание на родившихся у них детей (их предполагалось воспитывать до 17 лет в приютах "Народные ясли"), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье. "Декрет об отмене частного владения женщинами" был фальшивкой, сфабрикованной владельцем саратовской чайной Михаилом Уваровым. Какую цель преследовал Уваров, сочиняя свой "декрет"? Хотел ли он высмеять нигилизм анархистов в вопросах семьи и брака или же сознательно пытался восстановить против них широкие слои населения? К сожалению, это выяснить уже невозможно.

Убийством Уварова, однако, история с "декретом" не закончилась. Напротив, oна только начиналась. С необычайной быстротой пасквиль стал распространяться по стране. Весной 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как курьезный документ с целью повеселить читателей; другие - с целью дискредитировать анархистов, а через них - Советскую власть (анархисты участвовали тогда вместе с большевиками в работе Советов). Публикации такого рода вызвали широкий общественный резонанс. Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст "декрета" из газеты "Уфимская жизнь", напечатал его под названием "Бессмертный документ" в газете "Вятский край". 18 апреля Вятский губисполком постановил закрыть газету, а всех лиц, причастных к этой публикации, предать суду революционного трибунала. В тот же день вопрос обсуждался на губернском съезде Советов. Представители всех партий, стоявших на советской платформе, - большевики, левые эсеры, максималисты, анархисты - резко осудили публикацию пасквиля, посчитали, что она имеет своей целью натравить темные, несознательные массы населения против Советской власти. Вместе с тем съезд Советов отменил решение губисполкома о закрытии газеты, признав его преждевременным и чересчур суровым, обязал губисполком сделать предупреждение редактору.

В конце апреля - первой половине мая на почве разрухи и нехватки продовольствия сильно обострилась обстановка в стране. Во многих городах происходили волнения рабочих и служащих, "голодные" бунты. Публикация в газетах "декрета" о национализации женщин еще более усиливала политическую напряженность. Советское государство стало принимать более жестокие меры по отношению к газетам, публиковавшим "декрет". Однако процесс распространения "декрета" вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты. Так, "декрет", распространявшийся во Владимире, вводил национализацию женщин с 18-летнего возраста: "Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчины в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги..."

Кое-где на местах, в глухих деревнях чересчур ретивые и невежественные должностные лица принимали фальшивый "декрет" за подлинный и в пылу "революционного" усердия готовы были осуществлять его. Реакция официальных властей была резко отрицательной. В феврале 1919 года В. И. Ленин получил жалобу Кумысникова, Байманова, Рахимовой на комбед деревни Медяны Чимбелевской волости, Курмышевского уезда. Они писали, что комбед распоряжается судьбой молодых женщин, "отдавая их своим приятелям, не считаясь ни с согласием родителей, ни с требованием здравого смысла". Ленин сразу же направил телеграмму Симбирскому губисполкому и губернской ЧК: "Немедленно проверьте строжайше, если подтвердится, арестуйте виновных, надо наказать мерзавцев сурово и быстро и оповестить все население. Телеграфируйте исполнение". (В. И. Ленин и ВЧК, 1987. с. 121 - 122). Выполняя распоряжение председателя Совнаркома, Симбирская губчека провела расследование по жалобе. Было установлено, что национализация женщин в Медянах не вводилась, о чем председатель Ч К телеграфировал 10 марта 1919 года Ленину. Через две недели председатель Симбирского губисполкома Гимов в телеграмме на имя Ленина подтвердил сообщение губчека и дополнительно доложил, что "Кумысников и Байманов проживают в Петрограде, личность Рахимовой в Медянах никому не известна" (там же, с. 122).

В годы гражданской войны "Декрет об отмене частного владения женщинами" взяли на вооружение белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации против Советской власти. (Любопытная деталь - при аресте в январе 1920 года Колчака у него в кармане мундира обнаружили текст этого "декрета"!). Миф о введении большевиками национализации женщин распространялся противниками нового строя и позже. Его отголоски мы встречаем в период коллективизации, когда ходили слухи о том, что крестьяне, вступающие в колхоз, "будут спать под одним общим одеялом".

"Декрет об отмене частного владения женщинами" получил широкую известность и за рубежом. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков - разрушителей семьи и брака, сторонников национализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели верили этим домыслам. В феврале-марте 1919 года в "овермэнской" комиссии сената США во время слушания о положении дел в России произошел примечательный диалог между членом комиссии сенатором Кингом и прибывшим из Советской России американцем Саймонсом:

Кинг: Мне пришлось видеть оригинальный русский текст и перевод на английский язык некоторых советских декретов. Они фактически уничтожают брак и вводят так называемую свободную любовь. Известно ли вам что-нибудь по этому поводу?

Саймонс: Их программу вы найдете в Коммунистическом манифесте Маркса и Энгельса. До нашего отъезда из Петрограда они, если верить отчетам газет, уже установили весьма определенное положение, регулирующее так называемую социализацию женщин.

Кинг: Итак, говоря прямо, большевистские красноармейцы и самцы-большевики похищают, насилуют и растлевают женщин сколько хотят?

Саймонс: Конечно, они это делают.

Диалог полностью вошел в официальный отчет сенатской комиссии, опубликованный в 1919 году.

Свыше семидесяти лет прошло с того времени, когда владелец чайной в Саратове Михаил Уваров предпринял оказавшуюся для него роковой попытку дискредитировать анархистов. Давно улеглись страсти вокруг придуманного им "декрета". Ныне никто уже не верит в досужие вымыслы о национализации большевиками женщин. "Декрет об отмене частного владения женщинами" является теперь не более чем историческим курьезом.

"Московские новости". № 8. 1990 г.

Алексей ВЕЛИДОВ, доктор исторических наук, профессор.

Александра Коллонтай.
Фото из книги "Six Red Months in Russia"

В советской историографии нет единой точки зрения по поводу появления этой фальшивки. Одни советские историки обходят вопрос молчанием или упоминают лишь вскользь. Только в конце 80-х прошлого века в «Огоньке», «Аргументах и фактах» и других центральных СМИ СССР стали появляться публикации о том, что с 1918 года декрет не только был растиражирован многими региональными газетами, но и, став своеобразной индульгенцией для охотников до дармовой клубнички, использовался ими на практике вплоть до 1930 года...

ПОХОТЛИВЫЙ АВАНТЮРИСТ

Летом 1918 года первые полосы американских и европейских газет запестрели аршинными заголовками: «Большевики обобществляют женщин, накладывая табу на создание семьи», «Полигамия по-советски», «Социализм узаконил проституцию», «Большевики отбросили Россию на задворки цивилизации» и т.п. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков – разрушителей семьи и брака, ярых сторонников социализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели, известные писатели, композиторы, актеры принимали лживые изыски подрядных журналистов и издателей за чистую монету.

Как же западные противники советской власти заполучили в руки такой крупный козырь?

В конце июня 1918 года в Москве, в здании биржи на Мясницкой улице, проходил заключительный этап судебного процесса над автором декрета неким Хватовым, владельцем мануфактурной лавки.

Советская судебная система, начиная с середины 1920-х и вплоть до 1990-х годов, являла собой уникальное зрелище – подобного правосудия человечество еще не знало. Это было правосудие без оправдания, оно представляло из себя «службу быта» партийных и государственных инстанций. Однако с того момента, как большевики пришли к власти, минуло совсем немного времени. И это не могло не сказаться на отношении к подсудимому судьи, его помощников – народных заседателей, а также защитников – наркома госпризрения Александры Коллонтай и члена президиума ВСНХ, члена ВЦИКа Юрия Ларина.

Хватову инкриминировалось изготовление и расклеивание на заборах и домах Моквы «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин», изданного якобы Московской свободной ассоциацией анархистов. Трудящимся массам предлагалась реализация всех 19 параграфов «документа», согласно которым, в частности, утверждалось, что «все лучшие экземпляры прекрасного пола находятся в собственности буржуазии, чем нарушается правильное продолжение человеческого рода на Земле». Поэтому с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет изымаются из частного владения и объявляются достоянием (собственностью) народа. Декрет определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться московским Комитетом анархистов, членом которого якобы и являлся Хватов.

Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного совета о принадлежности к «трудовой семье». За бывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене. В случае противодействия его лишали права на интимное использование женщины.

Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 10%, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», – 100 руб. в месяц. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого должны были выплачиваться вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 руб., пособие забеременевшим, содержание родившихся у них детей (последних предполагалось воспитывать в приютах «Народные ясли» до 17 лет), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.

Во время судебного разбирательства выяснилось, что Хватов уже успел на практике отчасти реализовать некоторые параграфы фальшивки. Для этого он приобрел в Сокольниках избу из трех комнат, названную им «Дворцом любви коммунаров». Посещавших «дворец» он именовал «семейной коммуной». Получаемые от них деньги присваивал. Порой и сам посещал «дворец», чтобы выбрать понравившуюся ему молодую женщину и попользоваться ею часок-другой. Разумеется, бесплатно...

Согласно его указанию, коммунары спали по 10 человек в комнате – мужчины отдельно от женщин. На две десятиместные комнаты полагался один двуспальный номер, где пара уединялась для сексуальных утех по согласованию с остальными сластолюбцами. Начиная с 11 вечера и до шести утра «дворец» содрогался от страстных стонов, ходил ходуном, как если бы в нем совершались брачные игры бегемотов.

Услышав эти подробности общения коммунаров, толпа присутствующих в зале юнцов и их подруг – отпрысков состоятельных родителей – завизжала от удовольствия. Замужние же женщины, которые явно были в меньшинстве, начали стучать о пол принесенными с собой штакетинами...

В своих выступлениях сторона обвинения, которую представляли П.Виноградская, заведующая женотделом МГК РКП(б), и А.Залкинд, известный москвичам как «врач большевистской партии», утверждали, что «излишнее внимание к вопросам пола может ослабить боеспособность пролетарских масс», да и вообще «рабочий класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешиваться в половую жизнь своих членов».

В заключение оба обвинителя просили суд приговорить Хватова к лишению свободы на пять лет с отбыванием наказания во Владимирском централе и конфискацией имущества.

Когда председатель суда по фамилии Могила, фронтовик-рубака, потерявший в боях с белогвардейцами правую руку, предоставил слово защитникам, на сцену вспрыгнула Коллонтай. В течение 40 минут она, оседлав любимого конька, блистательно отстаивала свою теорию «Эроса крылатого» – свободу отношений между мужчиной и женщиной, лишенной формальных уз, подводя таким образом теоретическую базу под фривольность нравов, проповедовавшихся Хватовым в декрете.

Александра Михайловна подчеркнула, что присущие до 1917 года социальным низам вольность и даже падение нравов – это всего лишь отрыжка буржуазного прошлого, но с развитием социализма от них не останется и следа. Закончила Коллонтай свою речь требованием освободить Хватова из-под стражи прямо в зале суда, но с одной оговоркой: он обязан вернуть в государственную казну деньги, полученные от похотливых коммунаров.

Едва Коллонтай спрыгнула со сцены, как толпа замужних простолюдинок, смяв дежурный наряд вооруженных красноармейцев, ворвалась в зал. С криками: «Ироды! Богохульники! Креста на вас нет!» – женщины стали забрасывать тухлыми яйцами, гнилой картошкой и дохлыми кошками защитников, судью и, конечно, Хватова. Срочно было вызвано подкрепление: броневик с облепившими его вооруженными матросами. Дав несколько пулеметных очередей в воздух, броневик угрожающе двинулся к входу. Толпа рассеялась. А суд в лице безрукого фронтовика Могилы и двух солдат-заседателей удалились в совещательную комнату для принятия решения.

Совещались они около трех часов и в конце концов, вняв доводам Александры Коллонтай (как-никак, член ЦК РКП(б) и нарком – ей виднее!), вынесли вердикт: освободить Хватова прямо из зала суда ввиду отсутствия состава преступления. Вместе с тем у подсудимого должна быть конфискована избушка в Сокольниках, а также возвращены государству деньги, полученные им от «трудовых семей», развлекавшихся во «Дворце любви».

Хватов недолго праздновал свое освобождение. На следующий день он был убит в собственной лавке группой анархистов, которые выпустили по этому поводу прокламацию. В ней они разъясняли, что убийство Хватова – это «акт мести и справедливого протеста» за издание от имени анархистов порнографического пасквиля под названием «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин».

ПОСЛЕДОВАТЕЛИ

Убийством Хватова, однако, история с декретом не закончилась. Напротив, она только начиналась. Прежде всего потому, что пасквиль с необычайной быстротой стал распространяться по России. К осени 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как некий курьез, способный развлечь читателей, другие – с целью дискредитировать анархистское движение, а заодно и советскую власть, так как анархисты в то время участвовали вместе с большевиками в работе Советов всех уровней.

Процесс распространения декрета вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты.

Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст хватовского «сочинения» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ» в газете «Вятский край».

Шумную известность получил декрет Владимирского совета об объявлении женщин с 18 до 32 лет государственной собственностью. Местная газета «Владимирские вести» писала: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчин в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги...» А в Екатеринодаре летом 1918 года особо отличившимся красноармейцам выдавали на руки мандат следующего содержания: «Предъявителю сего мандата предоставляется право по собственному уразумению социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц в возрасте от 16 до 20 лет на кого укажет товарищ».

В годы Гражданской войны в России декрет взяли на вооружение и белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации населения против советской власти. (Любопытная деталь – при аресте в январе 1920 года адмирала Колчака в кармане его френча был обнаружен текст хватовского декрета.)

Знаменитый английский писатель Герберт Уэллс, заинтересовавшись этим поистине поразительным феноменом – появлением и реализацией параграфов «произведения» Хватова, специально прибыл в Москву в 1920 году и имел трехчасовую беседу с Лениным, чтобы выяснить, действительно ли руководство РКП(б) обнародовало и воплощает в жизнь установки «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин». Вождю удалось убедить всемирно известного писателя, что центральные органы советской власти не имеют к «документу» ни малейшего отношения, о чем Уэллс и поведал в книге «Россия во мгле».

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

На рубеже 1920–1930 годов начался поворот к резкой деэротизации советского общества. Был взят курс на ужесточение норм социальной жизни. С середины 1930-х сфера интимных отношений стала предельно политизированной. На страницах газет и журналов уже невозможно было найти дискуссий по половым проблемам. С улиц городов исчезли фривольно одетые девушки. «Нормой быта» являлись истории, подобные той, что произошла в марте 1935 года на фабрике «Трехгорная мануфактура»: бюро ВЛКСМ исключило из комсомола молодого слесаря за то, что он «ухаживал одновременно за двумя девушками».

Новый социалистический аскетизм всячески поощрялся властными и идеологическими структурами. С 1937 года бытовые неурядицы стали раздуваться до масштаба громких дел. В том же году «Комсомольская правда» сообщала в передовице, что «враги народа немало поработали, чтобы привить молодежи буржуазные взгляды на вопросы любви и брака, стараясь тем самым разложить советскую молодежь политически». Добрачные половые контакты окончательно перешли в разряд проявлений «тлетворного капиталистического образа жизни». Даже факт официального развода отныне ставил клеймо на дальнейшей судьбе и карьере коммунистов и комсомольцев.

Последующие великие события ХХ века растворили факт появления декрета Хватова, будто жалкую муху, упавшую в чан с кипящей кислотой. Поэтому-то преобладающее большинство современных историков ничего о нем и не знают...

Идея «свободной любви» - которая возникла точно так же, как возникала она на волне буржуазной революции во Франции - была, в отличие от Франции, пресечена жестко и лично самим Лениным. Именно по настоянию Ленина в 1919 г. поправка идеолога этой самой «свободной любви» А. Коллонтай к новой программе партии о борьбе «за исчезновение замкнутой формы семьи» — не была принята. В результате советская семья с самого начала и на всем протяжении существования СССР оставалась традиционной и высокоморальной.

С так называемым «декретом об отмене частного владения женщинами» история не такая простая. Об этом - материал доктора исторических наук, профессора Алексея Велидова в «Московских новостях» № 8 от 1990 г.
***

В первых числах марта 1918 года в Саратове у здания биржи на Верхнем базаре (ныне — здание Поволжской академии госслужбы, — прим. РМП-Саратов), где помещался клуб анархистов, собралась разъяренная толпа. Преобладали в ней женщины.

Они неистово колотили в закрытую дверь, требовали пустить их в помещение. Со всех сторон неслись негодующие крики: «Ироды!», «Хулиганы! Креста на них нет!», «Народное достояние! Ишь, что выдумали, бесстыжие!». Толпа взломала дверь и, сокрушая все на своем пути, устремилась в клуб. Находившиеся там анархисты еле успели убежать через черный ход.

Что же так взволновало жителей Саратова? Причиной их возмущения послужил расклеенный на домах и заборах «Декрет об отмене частного владения женщинами », изданный якобы «Свободной ассоциацией анархистов г. Саратова »... По поводу этого документа в историографии гражданской войны нет единой точки зрения. Одни советские историки категорически отрицают его существование, другие обходят вопрос молчанием или упоминают лишь вскользь. Что же было на самом деле?
*
В начале марта 1918 года в газете «Известия Саратовского Совета » появилось сообщение о том, что группа бандитов разграбила чайную Михаила Уварова и убила ее хозяина. Вскоре, 15 марта, газета опубликовала заметку, в которой говорилось, что расправа над Уваровым осуществлена не бандитами, а отрядом анархистов в количестве 20 человек, которому было поручено произвести обыск в чайной и арестовать ее владельца. Члены отряда «по собственному почину» убили Уварова, сочтя «опасным и бесполезным» держать в тюрьме члена «Союза русского народа » и ярого контрреволюционера. В газете отмечалось также, что анархисты выпустили по этому поводу специальную прокламацию. Они заявили, что убийство Уварова — это «акт мести и справедливого протеста » за разгром анархистского клуба и за издание от имени анархистов пасквильного, сексистского и порнографического «Декрета о социализации женщин».

«Декрет», о котором идет речь, — он был датирован 28 февраля 1918 года — по форме напоминал другие декреты Советской власти. Он включал в себя преамбулу и 19 параграфов. В преамбуле излагались мотивы издания документа: вследствие социального неравенства и законных браков «все лучшие экземпляры прекрасного пола» находятся в собственности буржуазии, чем нарушается «правильное продолжение человеческого рода». Согласно «декрету», с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет (кроме имеющих более пяти детей) изымаются из частного владения и объявляются «достоянием (собственностью) народа». «Декрет» определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться саратовским клубом анархистов. Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного Совета о принадлежности к «трудовой семье». Забывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене; в случае противодействия его лишали права на пользование женщиной.

Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 9 процентов, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», — 100 рублей в месяц, что составляло от 2 до 40 процентов среднемесячной заработной платы рабочего. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого выплачивались вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 рублей, пособие забеременевшим, содержание на родившихся у них детей (их предполагалось воспитывать до 17 лет в приютах «Народные ясли»), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.
«Декрет об отмене частного владения женщинами » был фальшивкой, сфабрикованной владельцем саратовской чайной Михаилом Уваровым . Какую цель преследовал Уваров, сочиняя свой «декрет»? Хотел ли он высмеять нигилизм анархистов в вопросах семьи и брака или же сознательно пытался восстановить против них широкие слои населения? К сожалению, это выяснить уже невозможно.

Убийством Уварова, однако, история с «декретом» не закончилась. Напротив, oна только начиналась. С необычайной быстротой пасквиль стал распространяться по стране. Весной 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как курьезный документ с целью повеселить читателей; другие — с целью дискредитировать анархистов, а через них — Советскую власть (анархисты участвовали тогда вместе с большевиками в работе Советов). Публикации такого рода вызвали широкий общественный резонанс . Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст «декрета» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ » в газете «Вятский край». 18 апреля Вятский губисполком постановил закрыть газету, а всех лиц, причастных к этой публикации, предать суду революционного трибунала. В тот же день вопрос обсуждался на губернском съезде Советов. Представители всех партий, стоявших на советской платформе, — большевики, левые эсеры, максималисты, анархисты — резко осудили публикацию пасквиля, посчитали, что она имеет своей целью натравить темные, несознательные массы населения против Советской власти. Вместе с тем съезд Советов отменил решение губисполкома о закрытии газеты, признав его преждевременным и чересчур суровым, обязал губисполком сделать предупреждение редактору.

В конце апреля — первой половине мая на почве разрухи и нехватки продовольствия сильно обострилась обстановка в стране. Во многих городах происходили волнения рабочих и служащих, «голодные» бунты. Публикация в газетах «декрета» о национализации женщин еще более усиливала политическую напряженность. Советское государство стало принимать более жестокие меры по отношению к газетам, публиковавшим «декрет». Однако процесс распространения «декрета» вышел из-под контроля властей . Начали появляться различные его варианты. Так, «декрет», распространявшийся во Владимире, вводил национализацию женщин с 18-летнего возраста: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчины в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги... »

Кое-где на местах, в глухих деревнях чересчур ретивые и невежественные должностные лица принимали фальшивый «декрет» за подлинный и в пылу «революционного» усердия готовы были осуществлять его. Реакция официальных властей была резко отрицательной. В феврале 1919 года В. И. Ленин получил жалобу Кумысникова, Байманова, Рахимовой на комбед деревни Медяны Чимбелевской волости, Курмышевского уезда. Они писали, что комбед распоряжается судьбой молодых женщин, «отдавая их своим приятелям, не считаясь ни с согласием родителей, ни с требованием здравого смысла ». Ленин сразу же направил телеграмму Симбирскому губисполкому и губернской ЧК: «Немедленно проверьте строжайше, если подтвердится, арестуйте виновных, надо наказать мерзавцев сурово и быстро и оповестить все население. Телеграфируйте исполнение » (В. И. Ленин и ВЧК , 1987. с. 121 — 122 ). Выполняя распоряжение председателя Совнаркома, Симбирская губчека провела расследование по жалобе. Было установлено, что национализация женщин в Медянах не вводилась, о чем председатель ЧК телеграфировал 10 марта 1919 года Ленину. Через две недели председатель Симбирского губисполкома Гимов в телеграмме на имя Ленина подтвердил сообщение губчека и дополнительно доложил, что «Кумысников и Байманов проживают в Петрограде, личность Рахимовой в Медянах никому не известна » (там же, с. 122 ).

В годы гражданской войны «Декрет об отмене частного владения женщинами» взяли на вооружение белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации против Советской власти. (Любопытная деталь — при аресте в январе 1920 года Колчака у него в кармане мундира обнаружили текст этого «декрета»!). Миф о введении большевиками национализации женщин распространялся противниками нового строя и позже. Его отголоски мы встречаем в период коллективизации, когда ходили слухи о том, что крестьяне, вступающие в колхоз, «будут спать под одним общим одеялом».

«Декрет об отмене частного владения женщинами» получил широкую известность и за рубежом. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков — разрушителей семьи и брака, сторонников национализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели верили этим домыслам. В феврале-марте 1919 года в «овермэнской» комиссии сената США во время слушания о положении дел в России произошел примечательный диалог между членом комиссии сенатором Кингом и прибывшим из Советской России американцем Саймонсом :

Кинг: Мне пришлось видеть оригинальный русский текст и перевод на английский язык некоторых советских декретов. Они фактически уничтожают брак и вводят так называемую свободную любовь. Известно ли вам что-нибудь по этому поводу?

Саймонс: Их программу вы найдете в Коммунистическом манифесте Маркса и Энгельса. До нашего отъезда из Петрограда они, если верить отчетам газет, уже установили весьма определенное положение, регулирующее так называемую социализацию женщин.

Кинг: Итак, говоря прямо, большевистские красноармейцы и самцы-большевики похищают, насилуют и растлевают женщин сколько хотят?

Саймонс : Конечно, они это делают.

Диалог полностью вошел в официальный отчет сенатской комиссии, опубликованный в 1919 году.
*
Свыше семидесяти лет прошло с того времени, когда владелец чайной в Саратове Михаил Уваров предпринял оказавшуюся для него роковой попытку дискредитировать анархистов. Давно улеглись страсти вокруг придуманного им «декрета». Ныне никто уже не верит в досужие вымыслы о национализации большевиками женщин. «Декрет об отмене частного владения женщинами» является теперь не более чем историческим курьезом.
***

В советской историографии нет единой точки зрения по поводу этого документа. Одни советские историки обходят вопрос молчанием или упоминают лишь вскользь. Лишь в конце 80-х прошлого века в некоторых СМИ стали появляться публикации, что начиная с 1918 года «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин» не только распространялся многими региональными печатными органами, но даже реализовывался на практике вплоть до 1930 года... Предприимчивый сластолюбец

Летом 1918 года первые полосы североамериканских и западноевропейских газет запестрели аршинными заголовками: «Большевики обобществляют женщин, накладывая табу на создание семьи», «Полигамия по-советски», «Социализм узаконил проституцию», «Большевики отбросили Россию на задворки цивилизации, социализировав женщин» и т.п. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков – разрушителей семьи и брака, ярых сторонников социализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели, известные писатели, композиторы, актеры, наконец, духовенство принимали на веру лживые изыски подрядных журналистов и издателей.
Как же западные противники советской власти заполучили в руки такой крупный козырь?
...В конце июня 1918 года в Москве, в здании биржи на Мясницкой улице, проходил заключительный этап судебного процесса над автором «Декрета», неким Нилом Хватовым, владельцем мануфактурной лавки.
Советская судебная система, начиная с середины 20-х и вплоть до 90-х, являла собой уникальное зрелище – подобного правосудия человечество еще не знало. Это было правосудие без оправдания. Оно было «службой быта» партийных и государственных инстанций.
Однако с момента, как большевики пришли к власти, прошло совсем немного времени и представления о неприкосновенности частной жизни были еще живы в умах большей части любопытствующих, набившихся в клуб завода «Серп и молот», где присутствовали судья, его помощники – народные заседатели, а также защитники подсудимого – А.М. Коллонтай и Ю.М. Ларина.
(Справка: Коллонтай Александра Михайловна (1872-1952), советский государственный партийный деятель. Участница Октябрьской революции, член ЦК ВКП(б). В 1917-1918 гг. нарком гос. призрения. С 1920 г. – зав. женотделом ЦК партии. Коллонтай – первая в мире женщина-посол. С 1923 г. – полпред и торгпред в Норвегии, в 1926-м – в Мексике, с 1927 г. – посланник, затем посол в Швеции. Член ВЦИК.
Ларин Ю.М. (настоящиие имя и фамилия – Михаил Зальманович Лурье, 1882-1932), советский государственный деятель, экономист.
В социал-демократическом движении с 1900 г. С 1908 г. – ликвидатор, с 1914 г. – интернационалист. Участник Октябрьской революции 1917 г. С 1917 г. – член Президиума ВСНХ. Член ВЦИК, ЦИК СССР.)
Подсудимому инкриминировалось изготовление и расклеивание на заборах и домах Москвы «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин», изданного якобы «Московской Свободной ассоциацией анархистов». Трудящимся массам предлагалась реализация всех 19 параграфов «Декрета», согласно которым, в частности, утверждалось, что «все лучшие экземпляры прекрасного пола находятся в собственности буржуазии, чем нарушается правильное продолжение человеческого рода на Земле». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться московским Комитетом анархистов, членом которого якобы и являлся Мартын Хватов.
Во время судебного разбирательства выяснилось, что Хватов уже успел на практике отчасти реализовать некоторые параграфы сфальсифицированного им «Декрета». Для этого он приобрел в Сокольниках избу из трех комнат, названную им «Дворцом Любви Коммунаров”. Посещавших «Дворец» он именовал «семейной коммуной». Получаемые от них деньги присваивал. Порой и сам посещал «Дворец», чтобы выбрать понравившуюся ему молодую женщину и попользоваться ею часок-другой. Разумеется, бесплатно...
Согласно его указанию, коммунары спали по десять человек в комнате – мужчины отдельно от женщин. На две десятиместные комнаты полагался один двуспальный номер, где пара уединялась для сексуальных утех по согласованию с остальными сластолюбцами. Начиная с одиннадцати вечера и до шести утра «Дворец» содрогался от страстных стонов, ходил ходуном, как если бы в нем совершались брачные игры бегемотов.
Услышав эти подробности общения коммунаров, толпа присутствующих в зале юнцов и их подруг – отпрысков состоятельных родителей – завизжала и стала исходить гормонами от удовольствия. Адреналин выплескивался ведрами в кровь и слезами умиления повисал на ресницах девиц. Замужние же женщины, которые явно были в меньшинстве, начали стучать о пол принесенными с собой штакетинами...
В своих выступлениях сторона обвинения, которую представляли П. Виноградская, заведующая женотделом МГК ВКП(б), и А. Залкинд, известный москвичам как врач Партии, утверждали, что «излишнее внимание к вопросам пола может ослабить боеспособность пролетарских масс», да и вообще, «рабочий класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешиваться в половую жизнь своих членов».
В заключение оба обвинителя просили суд приговорить Хватова к лишению свободы на пять лет с отбыванием наказания во Владимирском Централе и конфискацией имущества.
...Когда председатель суда по фамилии Могила, фронтовик-рубака, потерявший в боях с белогвардейцами правую руку, предоставил слово защитникам, на сцену вспрыгнула А. Коллонтай. В течение сорока минут она, оседлав любимого конька, стала блистательно отстаивать свою теорию «Эроса крылатого» – свободу отношений между мужчиной и женщиной, подводя таким образом теоретическую базу под фривольность нравов, проповедовавшихся Мартыном Хватовым в «Декрете».
Подчеркнула, что присущие до 1917 года социальным низам вольность и даже падение нравов – это всего лишь отрыжка буржуазного прошлого, но с развитием социализма от них не останется и следа.
Закончила она свою речь требованием освободить Хватова из-под стражи прямо в зале суда, но с одной оговоркой: он обязан вернуть в государственную казну деньги, полученные от похотливых коммунаров.
Едва Коллонтай спрыгнула со сцены, как толпа замужних женщин-простолюдинок, смяв дежурный наряд вооруженных красноармейцев, ворвалась в зал. С криками: «Ироды! Богохульники! Креста на вас нет!» – женщины стали забрасывать тухлыми яйцами, гнилой картошкой и дохлыми кошками защитников, судью и, конечно, Хватова. Срочно было вызвано подкрепление: броневик с облепившими его вооруженными матросами. Дав несколько пулеметных очередей в воздух, броневик угрожающе двинулся к входу. Толпа рассеялась. А суд в лице безрукого фронтовика Могилы и двух солдат-заседателей удалился в совещательную комнату для принятия решения.
Совещались они около трех часов и, вняв доводам Александры Коллонтай, вынесли вердикт: освободить Хватова прямо из зала суда ввиду отсутствия состава преступления. Вместе с тем у подсудимого должна быть конфискована избушка в Сокольниках, а также возвращены государству деньги, полученные им от «трудовых семей», развлекавшихся во «Дворце Любви».
Хватов недолго праздновал свое освобождение. На следующий день он был убит в собственной лавке группой анархистов, которые выпустили по этому поводу прокламацию. В ней они разъясняли, что убийство Хватова – это «акт мести и справедливого протеста» за издание от имени анархистов порнографического пасквиля под названием «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин».

Хватовский «Декрет» живет и процветает

Убийством Хватова, однако, история с «Декретом» не закончилась. Напротив, она только начиналась. Потому что пасквиль с необычайной быстротой стал распространяться по России. К осени 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как курьезный документ с целью развлечь читателей, другие – с целью дискредитировать анархистское движение, а заодно и советскую власть, так как анархисты в то время участвовали вместе с большевиками в работе Советов всех уровней.
Процесс распространения “Декрета” вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты.
Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст «Декрета» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ» в газете «Вятский край».
Шумную известность получил декрет Владимирского совета об объявлении женщин с 18 до 32 лет государственной собственностью. Местная газета «Владимирские вести» писала: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчин в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги...» А в Екатеринодаре летом 1918 года особо отличившимся красноармейцам выдавали на руки мандат следующего содержания: «Предъявителю сего мандата предоставляется право по собственному уразумению социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц в возрасте от 16 до 20 лет, на кого укажет товарищ».
В годы гражданской войны «Декрет» взяли на вооружение и белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации населения против советской власти. (Любопытная деталь – при аресте в январе 1920 года адмирала Колчака в кармане его френча был обнаружен текст хватовского «Декрета»!)
...Знаменитый английский писатель Герберт Уэллс, заинтересовавшись этим поистине фантастическим феноменом – появлением и реализацией параграфов «Декрета», специально прибыл в Москву в 1920 году и имел трехчасовую беседу с Лениным, чтобы выяснить, действительно ли руководство ВКП(б) обнародовало и воплощает в жизнь установки «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин». Вождю удалось убедить всемирно известного писателя, что центральные органы советской власти не имеют к «Декрету» ни малейшего отношения, о чем Уэллс и поведал англоговорящим читателям в своей книге «Россия во мгле» (1920 г.).

Вместо эпилога

На рубеже 20-30-х годов начался поворот к резкой деэротизации советского общества. Был взят курс на ужесточение норм социальной жизни. С середины 30-х сфера интимной жизни стала предельно политизированной. На страницах газет и журналов уже невозможно было найти дискуссий по половым проблемам. С улиц городов исчезли фривольно одетые девушки. «Нормой жизни» стали истории, подобные той, что произошла в марте 1935 года на фабрике «Трехгорная мануфактура»: бюро ВЛКСМ исключило из комсомола молодого слесаря за то, что он «ухаживал одновременно за двумя девушками».
Новый социалистический аскетизм всячески поощрялся властными и идеологическими структурами. С 1937 года бытовые неурядицы стали раздуваться до масштаба громких дел. В том же году «Комсомольская правда» сообщала в передовице, что «враги народа немало поработали, чтобы привить молодежи буржуазные взгляды на вопросы любви и брака, стараясь тем самым разложить советскую молодежь политически». Добрачные половые контакты окончательно перешли в разряд проявлений «тлетворного капиталистического образа жизни». Даже факт официального развода отныне ставил клеймо на дальнейшей судьбе и карьере коммунистов и комсомольцев.
...Последующие великие события ХХ века растворили факт появления «Декрета», будто жалкую муху, упавшую в чан с кипящей кислотой. Поэтому-то преобладающее большинство современных историков ничего о нем и не знают...

Игорь АТАМАНЕНКО

Декрет Саратовского губернского совета народных комиссаров об отмене частного владения женщинами

Законный брак, имеющий место до последнего времени, несомненно, является продуктом того социального неравенства, которое должно быть с корнем вырвано в Советской республике. До сих пор законные браки служили серьезным оружием в руках буржуазии в борьбе с пролетариатом, благодаря только им все лучшие экземпляры прекрасного пола были собственностью буржуазии, империалистов, и такой собственностью не могло не быть нарушено правильное продолжение человеческого рода. Потому Саратовский губернский совет народных комиссаров с одобрения Исполнительного комитета Губернского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов постановил:
1. С 1 января 1918 года отменяется право постоянного пользования женщинами, достигшими 17 лет и до 32 лет.
2. Действие настоящего Декрета не распространяется на замужних женщин, имеющих пятерых и более детей.
3. За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право на внеочередное пользование своей женой.
4. Все женщины, которые подходят под настоящий Декрет, изымаются из частного владения и объявляются достоянием всего трудового класса.
5. Распределение отчужденных женщин предоставляется Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, уездными и сельскими по принадлежности.
6. Граждане мужчины имеют право пользоваться женщиной не чаще четырех раз в неделю, в течение не более трех часов при соблюдении условий, указанных ниже.
7. Каждый член трудового коллектива обязан отчислять от своего заработка два процента в фонд народного образования.
8. Каждый мужчина, желающий воспользоваться экземпляром народного достояния, должен представить от рабоче-заводского комитета или профессионального союза удостоверение о своей принадлежности к трудовому классу.
9. Не принадлежащие к трудовому классу мужчины приобретают право воспользоваться отчужденными женщинами при условии ежемесячного взноса, указанного в п. 7, в фонд 1000 руб.
10. Все женщины, объявленные настоящим Декретом народным достоянием, получают от фонда народного поколения вспомоществование в размере 280 руб. в месяц.
11. Женщины забеременевшие освобождаются от своих обязанностей прямых и государственных в течение 4 месяцев (3 месяца до и 1 после родов).
12. Рождающиеся младенцы по истечении месяца отдаются в приют «Народные ясли», где воспитываются и получают образование до 17-летнего возраста.
13. При рождении двойни родительнице дается награда в 200 руб.

Из книги М. Веллера, А. Буровского «Гражданская история безумной войны»

Публикации, 09:39 26.06.2018

© Репродукция Фотохроники ТАСС

Социализация женщин России. Правовые расследования РАПСИ

Контекст

Одной из причин успеха большевиков может считаться их внимание к женскому вопросу. Первые же указы после захвата ими власти были посвящены достижению гендерного равенства в политических, трудовых и социально-экономических правах. О специфике первого социалистического эксперимента по кардинальному изменению общественно-правового положения женщин в стране рассказывает в четырнадцатом эпизоде своего расследования кандидат исторических наук, депутат Госдумы первого созыва Александр Минжуренко.

С приходом к власти в России партии большевиков произошла радикальная смена почти всех правовых и социально-политических доктрин, векторов развития государства и права.

Однако можно утверждать, что в части разрешения «женского вопроса» в новом государстве «рабочих и крестьян» наблюдалась известная преемственность прежнего курса. Лидеры правящей партии выступали с максималистских позиций в деле реализации демократических лозунгов. Они заявляли, что абсолютное уравнение в правах всех слоев населения является одной из наиболее приоритетных задач в построении коммунистического общества.

Обращает на себя внимание то, что даже в одностраничном первом декрете Советской власти об образовании правительства оказались не забыты женские организации. «Заведывание отдельными отраслями государственной жизни поручается комиссиям, состав которых должен обеспечить проведение в жизнь провозглашенной съездом программы, в тесном единении с массовыми организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих».

Уже в первый месяц своего существования Совнарком своим декретом установил восьмичасовой рабочий день и ограничил сверхурочные работы. Отныне не разрешалось привлекать женщин к ночным и подземным работам. В положении об установлении минимума заработной платы особо уточнялось, что речь идет о размере оплаты «взрослому рабочему без различия пола».

Немного позднее, в декабре 1917 года, Совнарком и Всероссийский Центральный исполнительный комитет (ВЦИК) своими декретами отрегулировали брачно-семейные отношения между мужчинами и женщинами. Декреты о браке и разводе, как писал В. Ленин, «уничтожили особенно гнусное, подлое, лицемерное неравенство в брачном и семейном праве, неравенство в отношении к ребенку». Мужу и жене были предоставлены во всех отношениях равные права.

Первыми советскими законами признавалась общность имущества, нажитого в браке. Это обеспечило материальные интересы женщины и закрепило ее равноправие в семье. В декабре 1917 года ВЦИК принял декрет о страховании на случай болезни. Законом устанавливались пособия по беременности, выплачиваемые в течение восьми недель до и восьми недель после родов в размере полного заработка работницы.

Всеми этими документами, как полагали руководители советского государства, было полностью закреплено равноправие женщин с мужчинами, а потому в дальнейших декретах и решениях новой власти якобы уже не требовались особые оговорки о правах женщин.

Так, в первой советской Конституции 1918 года положение и права женщин отдельно не оговаривается, поскольку подразумевается, что на женщин полностью распространяются все права, предоставленные представителям «трудящихся классов» страны.

В статье 13 об избирательных правах граждан республики говорится: «Правом избирать и быть избранными в Советы пользуются, независимо от вероисповедания, национальности, оседлости и т.п., следующие обоего пола граждане Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, коим ко дню выборов исполнилось восемнадцать лет…»

Теперь дискриминации подвергались не женщины, а те, кто «использовал наемный труд» и жил на «нетрудовые доходы». В это число, разумеется, попадали и женщины — представители прежних имущих классов.

Указанные декреты и резолюции были во многом декларативными и лозунговыми. В бурные месяцы революции они исполняли роль идеологических агитационных инструментов. Но многие положения этих документов уже реализовывались и на практике. Это видно по возрастающему числу делегаток различных съездов, конференций и подобных форумов, хотя абсолютное число представителей женщин, как правило, было невелико. Видно также и по появившимся женщинам в составе выборных Советов и в других советских органах.

Однако, участие женщин в общественной и политической жизни все еще оставалось незначительным. Удельный вес депутаток в Советах был крайне низок. И женские организации, очень оживившиеся после октября 1917 года, поднимали вопросы о том, чтобы предоставленные и декларированные права женщин активнее реализовывались во всех сферах жизни. Речь прежде всего шла об их массовом привлечении к общественной деятельности.

И руководители большевистской партии шли навстречу пожеланиям активисток женского движения. Правда, они рассматривали эти вопросы под своим углом зрения. Под достижением равенства большевики понимали «скорейшее коммунистическое воспитание женщин» и привлечение их в свои партийные ряды. Только после этого они готовы были выдвигать женщин на государственные посты.

Во исполнение подобных установок в октябре 1919 года для политического просвещения женщин в партийных организациях были созданы «Комиссии по агитации среди работниц», которые впоследствии были реорганизованы в «отделы по работе среди женщин», получившие сокращенное название — женотделы.

В этом же «просвещенческом» ряду стоит и декрет 1919 года о ликвидации безграмотности среди населения РСФСР. Его тоже справедливо считают «женским» по направленности, так как уровень грамотности женщин был значительно ниже, чем мужчин, и именно они составляли большинство на занятиях на курсах по ликбезу.

Говоря о решении женского вопроса в первые годы Советской власти, невозможно не упомянуть имя Александры Коллонтай — первой в истории женщины-министра и второй в истории женщины в статусе посла.

Коллонтай была инициатором создания и заведующей (с 1920) женотделом ЦК РКП(б). Она была видным политическим деятелем и бесспорным лидером борьбы за равноправие женщин. Правда, она сама резко выступала против «буржуазных феминисток» и против существования отдельных женских организаций, женских журналов и т.п.

Советские женщины, на взгляд Коллонтай, получив равные права в Советском государстве, должны были не обособляться, а включаться на равных в общие организации с мужчинами в борьбе за мировую революцию. К традиционному институту семьи Коллонтай вообще относилась крайне скептически, полагая, что женщины должны служить интересам класса, а не обособленной ячейке общества. Она сама так и поступила, оставив семью, сына, мужа и занявшись всецело революционной работой

Помимо достижения гендерного равенства в основных сферах жизнедеятельности, социалистические реформы разрешены в пользу женщин и специфические правовые моменты, касающиеся межполовых отношений. Так, закон о гражданском браке позволял женщине сохранять девичью фамилию, декларировалось право на аборт. Мужчина, женившийся на женщине с детьми, должен был принять на себя обязанности отцовства. Был максимально упрощен процесс развода, который мог осуществиться путем отправки почтовой открытки в адрес загса любым из супругов.

Однако все эти свободы и установленная обязанность женщин работать отныне на «социалистическом производстве» привели к такой «социализации» российских женщин, что институт традиционной семьи пошатнулся. В частности, это повлекло за собой резкое снижение рождаемости в стране. Возник вопрос о контрмерах.